Это было до крайности невеселое утро. Глаза слезились от лучей трижды проклятого летнего солнца, подушка благополучно валялась на полу, простыня скомкалась и превратилась в одно большое нечто, а одеяло, впрочем, даже искать не хотелось – его местонахождение было сплошной загадкой. Марк медленно сполз с лежанки и с нескрываемым отвращением окинул взглядом покинутый закуток, похожий на разрозненное гнездо. Постель  выглядела так, будто бы по ней полночи скакали дикие мустанги, а свирепые львы рвали… на что именно метафорические хищники рвали пресловутую кровать Марк придумать не успел. Мысленное упоминание мустангов заставило его серые клеточки поднапрячься и выдать простую истину – сегодня вернется Джеймс, чертов хитрец, предложивший своему лучшему другу «пару деньков» погостить в их с бабушкой совместном жилье за городом. Марк скрипнул зубами от досады – он отлично помнил тот день, когда древняя старушенция с такими же карими, как у Джеймса, глазами, растерянно ответила ему, только-только сошедшему с поезда: «Так внучок же еще вчера уехал». Конечно, услышав о какой-то новой, только что выведенной породе скаковой в яблоках, молодой коллекционер лошадей, коим Джеймс и являлся, сразу же рванул покупать ее за баснословные деньги в близлежащий город. А Марка пригласил пожить у любимой родственницы лишь потому, что та, видите ли, страдала от одиночества, пока внук яростно торговался за редкий экземпляр «настоящей скаковой», по его словам. Марк, естественно, не узнал бы подробностей «дружеской» махинации, ровно как и бабулька, если бы тотчас не ринулся звонить на мобильный Джеймсу, требуя объяснить, где он шатается и какого черта еще не вернулся домой. Тот ничуть не удивился потоку ругательств, а весело пояснил, что на аукционе встретил свою давнюю подругу, такую же любительницу потратить деньги на красивых лошадок, как и он сам. Заболтавшись, они вместе добрели до ее дома, попили чай, и в тот момент Джеймсу вдруг стрельнуло остаться на ночевку в уютной отдельной спаленке. «К вечеру уже буду, не волнуйся ты так, дурачок!» - этими словами прохвост завершил свой оправдательный маневр, больше похожий на непринужденную байку, и положил трубку. Марка тогда еще возмутило столь фамильярное обращение, но пришлось временно сдержать раздражение. Временно потому, что оно вовсю вылилось на поинтересовавшуюся причинами задержки внучка старушку. Та, правда, не стала ругать неожиданного гостя в ответ, а лишь укоризненно посмотрела на него, но Марк сам приказал себе остановиться, осознавая собственную неблагодарность, и быстро извинился, сославшись на усталость после поездки.

Сейчас Марк саркастически усмехнулся – «к вечеру буду», как же! Наступил уже шестой день пребывания парня в гостях у «страдающей» бабули, которая, впрочем, быстро привыкла к недельной замене внука его приятелем, и с неиссякаемым удовольствием пекла всякие вкусности, потчуя ими Марка. Он еще несколько раз звонил беспринципному Джеймсу, разъяренно требуя друга вернуться, но добивался только восторженных фраз, вроде: «Ты просто не представляешь, как здесь хорошо!», «Рай для любителя лошадей!», «Экскурсии по элитным конюшням!» и прочее. Жил он, судя по всему, нахлебником в доме той самой подружки, которая ни капли не возражала и даже подсобила со средствами для покупки «настоящей скаковой». Последний разговор с Джеймсом произошел как раз вчера, где тот похвастался приобретением новой лошади и обещал вернуться домой ужасно романтическим образом – прискакав на пресловутом воплощении грациозности. Марк даже съехидничал, что явно было вызвано недельным ожиданием:
- И кому нужна твоя романтика? Подружка-то не увидит возвращения блудного принца на белом коне!
- Во-первых, это лошадь, и не белая, а гнедая. Во-вторых, ты разве не считаешься за зрителя? Может, мне хочется тебя покорить таким способом? Посадить перед собой возле шеи благородного животного, обвить руками, признаться в вечной любви…
- Да пошел ты!

В общем, Марк с трудом уговорил непутевого коллекционера вернуться на следующий день, прервав, наконец, затянувшуюся прогулку по окрестностям городка. Честно говоря, причины, по которым парень хотел скорейшего возвращения Джеймса, были несколько интимного свойства – больше всего ему не нравилась компания, в которой тот проводил значительную долю времени. Эта подружка служила чересчур подозрительным предлогом задержаться в «лошадином рае», не могли же все время они говорить только о скаковых! Или могли?
Поправив простынь, водрузив на законное место в прошлом стерильную подушку и вытащив одеяло из-под кровати, Марк остался доволен образовавшейся картиной чистого убранства. После обычного утреннего туалета, он натянул свои старые джинсы и выскочил на улицу, спеша предупредить забывчивую хозяйку дома о возможном приезде внучка. Обычно в это время бабуля сидела на садовой скамеечке, вдыхая полной грудью свежий воздух, но на этот раз ее там не оказалось. Вместо гостеприимной женщины, опершись локтями о колени, задумчиво почесывал щеку Джеймс.
- Ты… ты уже здесь? – по-детски наивно спросил Марк и сразу же отругал себя за радостные нотки в голосе. Ведь сначала надо возмутиться такой долгой задержкой, сделать неприступное выражение лица, а уже потом как можно больше молчать.
- Как видишь, смог вернуться с утра пораньше! – улыбнулся Джеймс, поднявшись со скамейки, отчего его медные волосы сверкнули на солнце.
- Что же так? Подружке надоел вечно торчащий рядом курносый нос и беззаботный треп?
- Мой нос не курносый! – ухмыльнулся парень, подойдя чуть ближе к Марку, в качестве барьера сложившему руки крест-накрест. – Просто ты попросил меня приехать.
- Когда ты меня слушал? Я просил тебя это сделать неделю назад.
- Ну извини, надо было оформить кучу всяких официальных бумаг, я же не за колбасой туда ездил, а за лошадью. Кстати, она с другой стороны дома стоит. Посмотришь? – Джеймс, казалось, не замечал или не хотел замечать недовольного вида друга, только еще больше придвинулся.
- Потом. Надо найти твою бабушку, я хотел с ней поговорить, - Марк все еще не размыкал скрещенных рук, но и отодвигаться не спешил.
- Зачем, интересно, а?
- Я… - смысла предупреждать старушенцию уже не было, раз внук благополучно прибыл в родные места, но отказываться от своих слов не хотелось, - поблагодарить за заботу обо мне все эти дни.
- Я сам проводил бабушку в магазин, так что вернется она нескоро. Перестань, Марк, ты наверняка хотел сказать ей обо мне, сейчас это уже не требуется, что ты отнекиваешься тогда? Обиделся? – Джеймс все-таки заподозрил неладное в поведении друга и успокаивающим жестом положил ему руку на плечо. Тот резко передернулся, сбросив ее, и наконец перестал сдерживать переполняющие эмоции:
- Да что ты, неужели дошло?! Обычное дело для тебя – пригласить в гости, а самому смыться неизвестно куда за чертовой лошадью, даже не предупредив собственную бабушку и оставив меня ей на попечение, как маленького! Ладно бы, на день, так нет – понравилось, видимо, ночевать у подружки в своем «лошадином рае», поразвлеклись там, пока я тебя здесь ждал!
- Марк… я все понял. Ты меня просто приревновал к ней, вот и все, - Джеймс неотрывно смотрел в глаза друга и снова предпринял попытку успокоить, вернув руку на плечо. На этот раз Марк не стал дергаться, но все же вспылил в ответ:
- Делать мне нечего! Я не девушка какая-нибудь, чтобы олухов всяких к их подружкам из городов ревновать! – он мог еще много чего сказать в порыве защититься, но тотчас был прерван непривычно тихим голосом Джеймса.
- Знаешь, жаль, что я так рано вернулся, а ты только встал…
- Почему это? – все еще с обидой, но уже с ноткой заинтересованности спросил Марк.
- Просто тогда я смог бы героически ворваться во двор на лошади и сделать то, о чем уже сказал тебе по телефону вчера. – На этих словах Джеймс чуть наклонился вперед и мягко поцеловал друга в щеку, отчего зрачки последнего расширились, а дыхание сбилось.
- Ты серьезно?.. – моментально забыв про гнев прошептал Марк, пытаясь найти в карих глазах, внимательно смотрящих на него, намек на злую иронию или нечто подобное. Но вся неуемная веселость Джеймса и напускное легкомыслие куда-то пропали, осталась только безграничная ласка.
- Как никогда. – Теперь он поцеловал Марка по-настоящему, нежно соединив их губы, при этом обняв одной рукой за талию, все еще не убирая вторую с плеча. Тот блаженно прикрыл глаза и, немного поколебавшись, плотнее притянул к себе Джеймса, отвечая на поцелуй. Парни стояли в обнимку даже после того, как оторвались от губ друг друга, все еще не смея обменяться взглядами. Возникшую идиллию прервала выглянувшая из дверного проема… бабулька, с умилением воззрившаяся на голубков.
- Ну что, милые мои, закончили лобзания? Идите кушать, я вам такой наваристый супчик сварила, со сметанкой самое то!
Марк попытался было проворно отскочить от любимого во всех смыслах друга, но тот лишь крепче обнял его, жизнерадостно бросив родственнице:
- Конечно, бабуль, сейчас лошадку привяжу, и оба побежим с великой радостью поглощать твой супец!
Старушенция умчалась с завидной для любой восьмидесятилетней дамы скоростью, вновь оставив парней наедине. Марк к тому времени безудержно покраснел, а повторный, словно извиняющийся поцелуй Джеймса, только углубил приятный помидорный оттенок на его лице.
- Ты же сказал, - с трудом произнес Марк, задыхаясь от приятных ощущений, так как любимый стремительно атаковал его шею, - что сам проводил ее в магазин…
- Ну надо же было тебя задержать, а то кинулся бы изливать душу бедняжке, - ласково усмехнулся добропорядочный внучок. – Она и согласилась тихонько пересидеть пару минут… А вообще прости за вранье. И за подружку тоже, между нами и вправду ведь ничего нет, но не стоило так нервы трепать тебе, наверное… Прости, слышишь? – он просительно заглянул Марку в глаза, на мгновение прекратив целовать. Последний, уже и не вспоминая про свою обиду, поднял руку и погладил Джеймса по затылку, с восхищением услышав тихое, словно бы кошачье мурчание.
- Да я простил… все это неожиданно, правда? Ну, в смысле, любовь… если это она, я ведь могу и перепутать, - к Марку постепенно возвращалось природное ехидство.
- Безо всяких сомнений – любовь. Ты просто чудо, понимаешь… - Джеймс последний раз прикоснулся губами к щеке любимого и отодвинулся. – Ну что, пошли скаковую привязывать да за стол, супчик кушать. Завтра прорепетируем сценку с прекрасным принцем, даром, что времени у нас теперь уйма! – парень довольно рассмеялся, шутливо подтолкнул Марка в сторону жующей травку лошади и первым же поскакал к ней, словно маленький ребенок к магазину с игрушками.
- Да, уйма… - с понятным лишь ему одному чувством повторил Марк и глянул вслед Джеймсу. – А нос курносый все-таки! - после чего ринулся за ним, окончательно счастливый и понявший, что жизнь прекрасна.

У него были темно-синие глаза, короткие прямые ресницы, русый ежик волос с торчащими колючками – результат неудачной попытки пригладить их, и плотное телосложение, включающее в себя развитые плечи и окрепшую грудную клетку. Его походка была более чем независимой, а нервозность выдавали лишь руки, напряженно стиснувшие лямки рюкзака. Поздоровавшись с новыми одноклассниками небрежным кивком, расцененным как проявление равнодушия, новенький неторопливо прошел на свое место за второй партой и прислушался к учителю, требующему относиться к новоприбывшему со всей доброжелательностью, характерной для послушных детей. Однако парню быстро наскучили длительные излияния преподавателя, и он повернулся назад, жадно всматриваясь в еще незнакомые лица. Его внимание тотчас привлекла высокая и крупная девочка, сидевшая на соседнем ряду. Судя по раскованному поведению, она явно ощущала себя лидером в этом классе, то и дело дергая за рукав модной футболки свою худенькую и довольно симпатичную соседку. Последняя нисколько не интересовала Мишу, но он все же не отказал себе в удовольствии полюбоваться ее большими серыми глазами и тонкими запястьями, отягощенными золотыми браслетиками.

Сообразив, что учитель уже довольно долго может лицезреть его спину, Миша собирался было развернуться в правильное положение, но внезапно перехватил чужой взгляд, наполненный столь странным чувством, что буквально пригвоздил парня к месту. Миша невольно вздрогнул – на него был устремлен завораживающий темный взор, заставляющий парня ощущать некоторый дискомфорт от подобного. Эти свободно изучающие Мишу глаза принадлежали его новому однокласснику, темноволосому и смуглому юноше, вероятно, чуть старше, в котором словно бы сосредоточилась частичка нерастраченной кем-то красоты. Его лицо было худо, отчего глаза казались большими, черты были словно отточены признанным скульптором, а под носом только-только начала пробиваться щетина юношества, нисколько не портившая внешность парня. Этот непонятный взгляд длился всего несколько мгновений, после чего темноволосый опустил его в тетрадь, прикрыв веки длинными ресницами. Миша еще целую минуту наблюдал за ним, мирно пишущим, при этом почему-то часто и рвано дыша, пока наконец не понял, что зрительный контакт давно оборвался, половина класса заинтересованно смотрит на него, чуть ли не задыхающегося, а учительница вовсю диктует какие-то уравнения для самостоятельной работы. Опомнившись, Миша поспешно отвернулся от этого парня и не заметил, как тот на долю секунды поднял взгляд, прощально скользнув глазами по светлой макушке Миши, и вновь уставился в тетрадь.

***

Сеймур и сам не понимал, что заставило его неотрывно глядеть в ошеломленные глаза новенького. Еще когда Миша вошел в класс, темноволосый юноша смерил его пристальным, но почти не заинтересованным взглядом. Ничего особенного в Мише не было: скучный цвет волос, обыкновенная фигура, толстовка с черепом и узкие джинсы вызывающе голубого цвета – стандартный набор каждого мальчишки. Но когда тот, уже заняв свое место, обернулся в его сторону, Сеймур не смог сдержать соблазнительный порыв рассмотреть его чуть подробнее. Впрочем, как оказалось, новенький смотрел вовсе не на него, а на незаменимую старосту 9 «Г» класса Светочку – долговязую девицу с острым языком и буйным нравом. Сеймур ощутил внутри себя странное недовольство, особенно оно усилилось, когда взгляд Миши переместился на обвешанную побрякушками Карину, увлеченно болтающую со Светой. Парень не знал, чем были вызваны неприятные ощущения в районе сердца, но то, что эти две подружки нисколько его не привлекают, осознавал ясно.

***

Миша не приживался ни в одной школе из тех, в которых побывал за восемь лет обучения. Везде ему присваивали самые разнообразные, но неизменно обидные прозвища, разводили на деньги, загоняя в кучу долгов, а порою и вовсе подставляли, засовывая в карманы спортивной куртки пустые упаковки от сигарет и тому подобное. Нельзя сказать, что Миша пытался изображать из себя наивный божий одуванчик, не давая поводов для повседневных издевательств, как раз наоборот: его не слишком виртуозное вранье, зашкаливающая наглость в некоторых вопросах и потрясающая способность влипать в самые неприятные ситуации лишь усугубили отношение остальных мальчишек к Михаилу. Из-за всего вышеперечисленного, друзей у парня не водилось совершенно, приятелей было мало, а гулял он, в основном, сам с собой, стараясь держаться подальше от особо озлобленных компаний, каждому из членов которых был должен пусть небольшую, но все-таки сумму денег.

Мать, уже отчаявшаяся от непринятия бедового сына в классных кругах, связалась со своей двоюродной сестричкой, живущей где-то на другом конце города. Та, терпеливо выслушав стенания родственницы, дала ей весьма ценный совет, рассказав, что неподалеку от ее дома находится довольно крупная общеобразовательная школа. Правда, репутация у нее была не слишком хорошая, а директриса являлась частым объектом для ругательств местных ребят и жалоб родителей, но учителя считались неплохими, а, соответственно, и школьники могли оказаться вполне дружелюбными даже по отношению к такому трудному мальчику, как Миша. Мать вышеуказанного внимательно слушала сестру, постепенно возвращая себе надежду на спокойное существование любимого сыночка и, все-таки решившись на крохотное сумасбродство, отправила Мишу пожить к сестре на неопределенный срок. Оформив очередной перевод и сунув его в руки сыну, мать довела его до остановки, со слезами в глазах пролепетала, что желает ему только лучшего, пообещав часто ездить к сестренке навещать Мишеньку, после чего обняла и посадила на автобус. Вот так пятнадцатилетний Михаил Скворцов и оказался в школе №41, пока еще чистый в глазах всех ее обитателей.

***

С Сеймуром ситуация обстояла совершенно иначе. Он жил вместе с матерью и плохо разговаривающим по-русски отцом в просторном доме в центре города. Несколько лет подряд он пытался выведать у мамы, как же им достался этот шикарный двухэтажный особняк в духе американских вилл, ибо столь драгоценного подарка от друзей, понятное дело, дождаться невозможно. Недоумению парня имелись причины: отец Сеймура работал водителем такси, а мать – продавцом одежды, но деньги у них всегда водились в больших количествах. Однако родительница упорно молчала на многочисленные вопросы сына, лишь изредка отвечая, что ему об этом знать не следует. Из этого заявления Сеймур заключил, что дом, как и все остальное богатство, им достался не самым легальным образом, вот только каким мальчик и предположить не мог. Матери свои догадки он предпочитал не высказывать, так как знал, что она лишь ужасно возмутится, отчитает за «подростковый максимализм» и отправит в свою комнату додумывать неутешительную мысль взаперти.

До седьмого класса Сеймур учился в какой-то особенной школе для хорошо обеспеченных детей, где учителя буквально ползали у богатеньких школьников под ногами, полностью игнорировали даже самое вызывающее поведение своих ненаглядных, а про домашние работы слышали впервые в жизни. Становилось даже непонятным, ради какой цели была построена эта глупая школа, если уровень обучения в ней был настолько низок, что выпускников, прошедших заключительный экзамен, оказывалось из года в год все меньше, чем в предыдущем. Сеймура крайне расстраивала эта ситуация, так как он был заинтересован в своем будущем, но родителей не трогали его просьбы перевестись в обыкновенную школу – они полагали, что богатому ребенку пристало учиться в соответствующем заведении, а не общаться с испорченными мальчишками и девчонками из неблагополучных семей. Сколько Сеймур не пытался объяснить родителям, что бедная семья – не значит неблагополучная, результатов не было.

Однако вскоре все изменилось. Перешагнув установленный собою же рубеж, Сеймур устроил небольшой бунт против дальнейшего обучения в том заведении, что он при всем желании не мог назвать школой. Отец к тому времени стал частенько пропадать из вида, работать допоздна, порою ночевать неизвестно где, а на сына он и вовсе не обращал внимания, так что оставалось уговорить лишь принципиальную мать. И однажды ему это удалось – при помощи шантажа, конечно же. Сеймур пообещал уйти из дома, если родители не согласятся на его условия и не разрешат ему учиться в нормальной школе. Мать, понятное дело, утверждала, что это самая глупая идея из всех, что у него когда-либо были, и что Сеймуру быстро надоест то примитивное общество, в котором ему придется находиться, но никакие уговоры больше не действовали на сына, по упрямству превосходившего собственную мать. Смирившись, родительница все же нанесла свой последний удар – и записала Сеймура в школу, находившуюся дальше всех от места их проживания, понадеявшись, видимо, что сын откажется ездить туда шесть дней в неделю. Но парень лишь хмыкнул – и согласился на постоянную тряску в переполненном автобусе, лишь бы не отличаться от обычных ребят. Таким образом, Сеймур Аскадов и появился в «Г» классе на два года раньше, прежде чем к ним перевелся Миша, чья история сейчас наверняка кажется вам слишком маленькой и незначительной.

***

- Эй, Миха, айда сегодня на гаражи, там будут девчонки из «Б», Лидка и Машка, а?
- Нет, Сеймур. Мне надо домой.
- Черт, опять? Почему ты никогда не хочешь с нами потусоваться, брезгуешь?
Парни стояли в коридоре второго этажа, дожидаясь, пока географичка отроет кабинет. Сеймур недовольно смотрел на друга, по детской привычке надув и без того пухлые губы. Прошло уже полгода с момента поступления в новую школу Михаила Скворцова, а он все еще не мог найти общий язык с одноклассниками. Вечное вранье, неисполнение даваемых направо и налево обещаний, постоянный заем денег, вследствие чего возникали многочисленные долги, и прочее-прочее – Миша настолько привык создавать вокруг себя проблемы, что уже не мог остановиться. Сеймур видел, как друг непроизвольно наращивает к себе вражду остальных ребят, нарывается на драки, сначала скрытые, а потом на виду у всех, причем, в подобных стычках у него никогда не находилось союзников – все были на стороне бьющего. Все, кроме Сеймура.

Он понимал, что Миша, конфликтный и не умеющий общаться, вряд ли сможет стать ему настоящим другом. У Сеймура было много приятелей и подружек, с которыми он периодически зависал в клубах, лазил по заборам и подвалам, искал оборудование для домашнего кинотеатра, играл в футбол на заброшенном пустыре… Но настоящих друзей Сеймур не мог найти, как ни старался. Парень неглупый, он лишь старательно поддерживал имидж крутого школьника со скейтбордом в рюкзаке и пустотой в голове, так как привык подражать общественности. Но порой ему ужасно хотелось отбросить этот тупой образ куда подальше, снова стать самим собой, стремиться к знаниям, получать удовольствие от учебы, а не лазанья по гаражам в компании приятелей, не интересующихся ничем, кроме сегодняшнего дня. К сожалению, изменить свои привычки и повернуть жизнь вспять было тяжело. А потому Сеймур всеми силами пытался уговорить Мишу пойти вместе с ним «потусить», в то время как сам не очень-то хотел находиться там.
- Ты же знаешь, что тетка не разрешает мне задерживаться. Тем более, с малознакомыми людьми. – Михаил был спокоен как камень и равнодушно смотрел в стену напротив, избегая, впрочем, оскорбленного взгляда Сеймура.
- Мало... что? Мы же уже полгода дружим, не можешь ты считать меня…
- Я могу считать тебя кем угодно. И никуда я не пойду, сам иди. Тебе будет, чем заняться, я уверен.
И вот так всегда. Сеймуру было неприятно слышать столь пренебрежительный тон в свой адрес. Как будто бы он напрашивается на дружбу этого несговорчивого мальчишки! Он мог бы сейчас просто бросить: «Ну и отлично, вот и пойду один, не больно-то ты мне нужен!», но, тем не менее, не произносил этих слов. Что-то мешало Сеймуру развернуться и уйти, не в буквальном смысле, конечно, так как от географии никуда не денешься, но все же… Какое-то непонятное чувство, наполняющее сердце даже тогда, когда Миша откровенно высказывал свое безразличие к нему, его действиям и мыслям. Даже тогда...
- Ладно, как хочешь, Мих. Как говорится, наше дело предложить, ваше дело отказаться, не так ли? - Сеймур весьма жалко улыбнулся и попытался перевести разговор в более непринужденное русло. Но собеседник в очередной раз пресек его благие намеренья, пробормотав нечто вроде: «Угу», и вновь замолчал, явно о чем-то задумавшись. Взгляд его по-прежнему не отрывался от стены, и Сеймуру внезапно захотелось сделать что-то, что точно привлечет внимание флегматичного Миши. Но фантазия отказалась соревноваться с таким противником, как он, а потому Сеймур вздохнул, признав свое поражение, и отвернулся от друга.

***

Михаил действительно старался внимательно слушать рассказ географички о том, как возник демографический кризис, но вскоре понял, что не способен сейчас вникать в какое-то там население, когда его интересовал лишь один человек. Миша бесконечно винил себя в том, что так напыщен и себялюбив, что не может просто поддержать единственного друга в классе, элементарно присоединившись к тусовке. Он видел, что Сеймура обижало такое к себе отношение, полное прохладцы, будто бы Миша делал одолжение другу каждый раз, когда хоть в чем-то соглашался с ним. Но переломить свою эгоистичную натуру парень не мог. А потому Мише оставалось лишь беседовать наедине с самим собой, пытаясь найти выход из ситуации, в которой оказался из-за собственной психической негибкости. «Если я пойду с Сеймуром, то он подумает, что может управлять мною. А мне не нужны друзья-манипуляторы, - напряженно думал Михаил, вполне осознавая глупость этих суждений, но не в силах противиться себе, как и всегда. – Гораздо проще сделать вид, что тетка не терпит задержек, наплести с три короба, а после уроков быстренько смотаться из школы, чтобы не дать себя уговорить. Проще, да, но... одновременно сложнее. Почему так?» - парень задумчиво погрыз колпачок шариковой ручки и, все же не выдержав, оглянулся назад.

Ему не пришлось дожидаться ответного взгляда, так как Сеймур сам смотрел на него, изредка моргая и смущенно щурясь. Миша вспомнил о событии полугодовой давности, когда он точно также глядел в густо-карие глаза темноволосого парня, медленно задыхаясь по неизвестной причине. Выражение лица Сеймура снова было таким же, как тогда – восхищенным, немного робким и словно просящим... Безудержно покраснев, Михаил перевел взгляд на внезапно заинтересовавшие его оконные занавески, а Сеймур улыбнулся, заметив в глазах друга вину. «Ничего, - подумал он, - ничего. Стоит ли обижаться на него? В следующий раз еще куда-нибудь приглашу». Эта мысль окончательно успокоила Сеймура, и он с готовностью прислушался к словам вещающей свой предмет географичке.

Близился к завершению майский месяц. На деревьях давно набухли почки и пробились листья, трава по-летнему ярко зеленела, а ветер был теплым и уже не сбивал с ног, как в апреле. Ребята учились с жутчайшей неохотою, мечтая поскорее вырваться из школы, в которую почему-то обязаны ходить даже сейчас, когда самое время погрузиться в мир заманчивых фантазий о предстоящем лете. Новостей хватало: Нинка Скатова уговорила родителей поехать к двоюродной бабушке в Чехию аж на два месяца, долговязая староста Светочка готовилась к соревнованиям по легкой атлетике, а ее сияющая подружка обольстительно улыбалась все новым и новым кавалерам, от которых, в связи с весенним обострением, просто отбою не было. Даже Миша, спустя столько месяцев разлада, смог приобрести нескольких хороших приятелей из параллели, успокоив, наконец, нервную родительницу своим улучшившимся поведением.

В общем, у всех дела были весьма неплохи. И только один человек не мог радоваться в преддверии летней поры, наоборот, это его донельзя огорчало. Сеймур Аскадов ходил темнее тучи – настроение невообразимо портилось от всего, что попадалось ему на глаза, взгляд утратил привычный блеск, а нервы расшатались как никогда прежде. Он ощущал постоянное раздражение, переполняющее чуть ли не до краев, особенно когда парень не мог выплеснуть его на кого-либо. Пришлось выйти из всех своих тусовок, прервать общение с несколькими дружками (что, впрочем, не слишком огорчало парня) и окончательно превратиться в отшельника, подолгу сидя в своей комнате, чего раньше никогда не случалось, за исключением наказаний. В конце концов, мать Сеймура, ранее крайне безразличная к подобным душевным терзаниям, приметила отвратительное расположение духа сына и попыталась выяснить причину сего явления. Но результата, понятное дело, не получила.

***

- Мама, все хорошо, разве может быть иначе? – бросил Сеймур в ответ на очередной недоуменный вопрос. В это время часовая стрелка как раз перевалила за одиннадцать часов вечера, и он вовсю готовился ко сну.
- Ну как же, ты ведь столько времени проводишь дома… Раньше ты постоянно находился на улице, гулял со своими друзьями, а теперь?..
- Да-да, тогда ты возмущалась, что я веду себя как дикарь, бегая с этими... как их там? Оборванцами.
- А теперь ты похож на улитку, спрятавшуюся в собственной раковине. Может, расскажешь, в чем дело? – мать парня уже не скрывала настороженное волнение. Она всегда предпочитала игнорировать эмоции окружающих, но к единственному сыну начала относиться более благосклонно, чем пару лет назад. Что это было за чувство – осознание того, что его отец полностью отверг семью и уже не сможет научить Сеймура чему-нибудь действительно важному? Или же некомфортное состояние одиночества, появившееся вскоре после вышеописанного события? Она правда не знала. Но, тем не менее, сыну нужна была поддержка.
- Я не хочу ничего говорить. У меня все нормально, мам, - поддержать явно не удавалось, и матери пришлось оставить эти бесполезные попытки.
- Хорошо, давай не будем затрагивать эту тему. Но если ты захочешь обсудить что-либо завтра, то…
- Не захочу. Спокойной ночи, - с этими словами Сеймур погасил лампу на прикроватной тумбочке. Женщина, так ничего и не добившись, тяжело вздохнула, а после покинула комнату сына. «Все-таки он похож на меня – жуткий упрямец!» - промелькнуло в ее голове, едва дверь за нею захлопнулась.

***

А волноваться Сеймуру было из-за чего. Кончался май, а это означало, что тяжелая учебная пора в ближайшие дни прощально помашет ручкой, укатив в отпуск на целых три месяца. Годом ранее парень наоборот бы возликовал, не в силах дождаться откровенно манящей свободы, считал бы дни до первых чисел июня, распланировал бы каждый день каникул.… Но тогда, когда он наслаждался мыслями о долгожданном отдыхе, у Сеймура была целая толпа друзей и подруг, непоколебимый авторитет в любой дворовой банде близлежащих районов и казавшиеся неразрывными связи с масштабными тусовками. А сейчас, когда он в единый момент оборвал свою привычную жизнь в нескончаемом веселье и беготне, Сеймуру стало чрезвычайно грустно от вынужденного одиночества. Единственный человек, который, как ему казалось, мог при всем желании понять изгоя, был Михаил, хотя и до него теперь сложно было достучаться. Как упоминалось ранее, парень нашел взаимопонимание с некоторыми ребятами и даже перестал транжирить деньги, влезать в долги и все прочее, во что поначалу было довольно трудно поверить. Но однажды, когда Сеймур позвонил другу и пригласил его вместе прогуляться по парку, тот не терпящим возражений тоном процедил: «Извини, я уже согласился на встречу с ребятами, как-нибудь потом». Эта ситуация повторилась еще не раз, причем Миша начал все более раздражаться от навязчивых звонков парня, а в итоге совсем перестал брать трубку, посчитав это лучшим ответом. В итоге, Сеймур, окончательно отчаявшийся, решил переговорить с другом во время школьной линейки, ведь времени почти не оставалось – в начале июня Миша собирался уехать в деревню до самого сентября, а это значит, что выяснить отношения стоило прямо сейчас. «Умирать, так с музыкой!» - как мог, взбодрил сам себя парень и дернул друга за рукав белой рубашки, которую тот одел по столь торжественному случаю, как конец года.

- Мих, отвлекись на минуту, я кое-что у тебя спросить хотел…
- И что же? – неохотно повернул голову Михаил, всем видом демонстрируя откровенную скуку - то ли от тянущейся неприлично долго речи директрисы, то ли из-за робкого лепетания Сеймура, а, может, просто по привычке.
- Я тебе раз сто звонил, ты либо отказываешься со мною гулять, либо вообще игнорируешь мои попытки пообщаться. Но я никак не могу понять, с чем это вообще связано? Я знаю, конечно, что у тебя наконец появились приятели в школе и очень этому рад, но из-за них мы как будто никто друг для друга! – как можно сдержаннее и  чуть приглушив голос произнес Сеймур, досадуя, что его слова выглядят как мольба несчастного влюбленного перед расставаньем. – Говори уж сразу, что друзьями нам не быть, чего мелочиться!
Неожиданно в этот момент Миша вздрогнул всем телом и, словно забывшись, впился пальцами в руку Сеймура, невольно отшатнувшегося от него. Парень несколько мгновений вглядывался в лицо друга, после чего прошипел:
- Что за чушь ты несешь, мы друзья и будем друзьями! У меня в последнее время очень много дел, но это ничего не значит, понял? И приятели эти тоже ничего, абсолютно ничего не значат, они все на время, а ты… - тут Миша осекся и, вмиг опомнившись, отцепился от ладони Сеймура, напоследок одарив его очень странным взглядом. Позади парней, стоявших самыми первыми, уже началось волнение – классный руководитель принялась гневно, но тихо муштровать нарушителей дисциплины, а староста Светка, вежливо попросив одноклассников расступиться, подскочила к ребятам и, стараясь не повышать голос, поинтересовалась:
- Вы тут долго собачиться собираетесь или как? Сейчас директриса будет рассказывать про выпускной вечер девятых классов, нас это тоже касается, так что лучше замолчите! – в ответ на эту импульсивную реплику Скворцов едва заметно пожал плечами, поправил смятый рукав и льстивым тоном произнес, тщательно подбирая выражения:
- Конечно, Светочка, мы уже заканчиваем. Кстати, эта юбка тебе очень идет, особенно в сочетании с бежевой блузкой, почаще надевай подобную комбинацию, - от этих слов неприступная староста тотчас залилась румянцем и, не сказав больше ни слова, прошмыгнула обратно в толпу учеников.
- Только не говори, что она тебе нравится… - прошептал ошеломленный речью Миши Сеймур, совершенно не разбирающийся в женской одежде, а тем более не смеющий одобрять чей-то выбор одеяния.
- Нет, не нравится. Просто девчонки любят комплименты, пусть порадуется. А вот ее подружка Каринка очень симпатичная на мой взгляд, особенно оригинальны глаза.
- Раньше ты думал с точностью наоборот. А за Кариной много пацанов увивается, неужели ты тоже собираешься это делать? Тогда я ни на секунду не верю в эти заверения насчет дружбы, - не удержался от соблазна поспорить Сеймур, которому ужасно не нравились подхалимские ужимки Миши, даже сама мысль о том, что друг будет встречаться с какой-то девчонкой, особенно такой ветреной и бездумной, как Каринка, сильно нервировала. «Как и в первый день Михи в нашем классе… Он ведь и тогда смотрел на этих дурех!» - удручающе подумал Сеймур.
- Причем здесь ты и Карина? Хочешь предложить свою вакансию на пост подружки? Прости, я не твой бойфренд и такими как ты не интересуюсь, - саркастично ухмыльнулся Миша, отвернувшись от друга, и вновь стал прислушиваться к словам директрисы, все еще не желающей уступить место у микрофона другим учителям. Сеймур долю секунды обдумывал то, что, фигурально выражаясь, выплюнул ему в лицо Михаил, а после, уже не стараясь остаться незамеченным, выкрикнул:
- Да пошел ты, придурок!
Тотчас в помещении установилась абсолютная тишина, и на сей раз даже со стороны директрисы, возмущенно уставившейся на парня, который осмелился прервать ее вдохновленную тираду. Впрочем, она быстро пришла в себя и, грозно нахмурив брови, подняла руку, указывая пальцем с громадным перстнем на дверь:
- Аскадов из 9 «Г», вон отсюда! И радуйся, что я не запрещаю тебе приходить на выпускной вечер, совсем распоясался, всю линейку за тобой наблюдаю, паршивец!
Сеймур сразу же вскинул голову и прожег рассерженную женщину взглядом, наполненным бесконечной ненавистью, вот только совсем не к ней. После этой незначительной паузы, он развернулся и молча покинул актовый зал. «Дался мне ваш выпускной, я сам на него не пойду, пусть все летит к чертям! И Миха тоже, особенно он!» - решительно подумал парень, прежде чем выскочить на школьное крыльцо и отправиться на остановку.