Вернувшись с линейки, Михаил бросился в комнату, отведенную ему тетей, и начал торопливо собирать вещи в большой спортивный рюкзак. Он старался не думать о произошедшем, будто бы этого не происходило, хотел задать себе единственную цель – выехать в деревню завтра же, тем самым откосив от выпускного вечера, трепетно предвкушаемого остальными ребятами, но… Схватив с полочки в ванной зубную щетку, парень застыл на месте, тщательно всматриваясь в зеркало напротив. Ну вот он, Михаил Скворцов, только что перешедший в десятый класс: синие глаза, вечно торчащие русые волосы, как их не приглаживай и не зачесывай на бок, прихотливо изогнутые брови, сложенные в ухмылку губы. И передать невозможно, как Миша ненавидел все это сейчас. Но еще большее отвращение вызывало в нем осознание того, насколько он самолюбив, горд, непростительно циничен и просто мерзок во всех отношениях. Он уже тысячу раз корил себя за показное беспристрастие к единственному и самому лучшему другу, но то, что было сегодня, затмевало все его попытки казаться равнодушным в присутствии Сеймура. Так нагло бросать ему в лицо издевательский намек на что-то, над чем нельзя, ни в коем случае нельзя насмехаться – это надо быть самым настоящим идиотом. А ведь он поступил именно так…

Миша отвернулся от зеркала и проплелся в комнату, где присел на кровать в глубокой, не слишком свойственной ему задумчивости. Парень не знал, как исправить положение, в которое он загнал и себя, и Сеймура, что теперь сделать, чтобы примириться с ним. Ведь на самом деле Михаил испытывал к другу нечто совершенно непередаваемое, такое волшебное и странное… Но почему тогда он не может признаться Сеймуру в этом? Закономерный, но ужасный вопрос.
- Я просто слабак, вот и все, - прошептал Миша, уткнувшись лицом в ладони. – Вряд ли он захочет со мной общаться в следующем году, и в этом виноват только я, несносный упрямый придурок…
Спустя минуту молчаливого восседания парня на кровати, раздался негромкий стук в дверь – двоюродная сестричка мамы вернулась с работы чуть раньше положенного времени. Не дожидаясь приглашения, она проскользнула в комнату племянника и удивленно заморгала, увидев необычную картину: вечно нахохленный Миша сидит на постели и чуть ли не плачет, сдерживаясь, разве что, из-за остатков гордости. Вздохнув, женщина подошла ближе к парню и присела рядом с ним, никак не решаясь задать крутящийся на языке вопрос. Впрочем, Михаил сам отнял ладони от лица и прерывисто выдохнул, смущенно шмыгнув носом, после чего спросил у растерянной родственницы:
- Тетя Маша, скажите мне, как надо поступить, что сказать, если ты смертельно обидел своего близкого человека?

Женщина едва слышно охнула и понимающе посмотрела на такого простого и человечного Мишу, что ее сердце совсем растаяло – ведь своих детишек у Марии не было, как и любящего мужа, готового всегда защитить. Этот ранее молчаливый, а сейчас трогательно несчастный юноша, практически заменил женщине собственного ребенка за то время, что находился тут. А совсем скоро Михаил уедет в деревню, затем вернется на время обучения, уедет, и снова вернется, только вот потом, по окончании последнего класса, он исчезнет навсегда. Мария не хотела даже думать об этом, ведь каждый раз ее сердце словно кровью обливалось, но ведь когда-нибудь это произойдет, и тогда придется смириться с решением судьбы. А сейчас… надо помочь племяннику с его непростым, но важным вопросом.
- Мишенька, ты спрашиваешь сложные вещи. Не у каждого есть рецепт восстановления отношений, особенно когда они заходят за грань обычный дружбы. Ты ведь именно такие имеешь в виду?
Михаил некоторое время смотрел прямо перед собой, в стену, обклеенную скромными коричневыми обоями, но все-таки решился и кратко произнес, зная, что обратно взять свои слова не сможет:
- Да, именно их.
- Ясно, дорогой. Очень жаль, что у тебя сложилась такая нехорошая, но, что поделать, жизненная ситуация. Я советую тебе как можно скорее поговорить с этим человеком, раскаяться в своем поступке и принести самые искренние извинения. Если ты дорог тому, с кем повздорил, он простит тебя, но, возможно, не сразу, а потому не торопись мысленно возвращаться к привычной жизни, понял, Миша? – рассудительно промолвила тетя, внимательно следя за резко обострившимися чертами лица племянника, едва последнее слово вылетело из ее губ. Тот кивнул сначала медленно и вдумчиво, а затем более уверенно, приняв к сведению ее слова, после чего решительно поднялся с постели, мельком оглядев помятое покрывало и поправив его рукой.
- Спасибо, теть Маш, вы мне очень помогли, честное слово, - Миша тихонько потер щеку рукавом все той же официальной рубашки, которую не успел снять по возвращению домой из-за навалившихся переживаний.
- Да не за что, Мишенька, я буду только рада, если мои слова тебе помогут. Знаешь, в свое время у меня было нечто похожее в жизни, вот только тогда я не поступила так, как сейчас советую, о чем сожалею до сих пор… - Марии неожиданно захотелось проявить откровенность в беседе с парнем, словно его вопрос пробудил в ней какое-то давно позабытое чувство. В единый миг нахлынули воспоминания десятилетней давности, женщине стало труднее дышать от повторного осознания того, что она не смогла удержать и что потеряла. Михаил несколько вопросительно посмотрел на родственницу, не решаясь проявлять интерес к чужой тайне, но та невольно помогла ему, начав рассказывать сама:

- Мне тогда было чуть больше, чем тебе сейчас, мой мальчик, и так получилось, что однажды я не захотела вникать в чужую трагедию, за что и поплатилась в дальнейшем. Мы с моим молодым человеком собрались пойти в кино на дневной сеанс, уже заказали билеты, обсудили предстоящий фильм, погадали, понравится он нам или нет. Я очень ждала того момента, когда мы окажемся в кинотеатре, понимаешь, наверное, что значат для двух влюбленных задние ряды… Но в тот день мой парень не явился к просмотру фильма, он даже не соизволил ответить на звонок, не объявлялся целую неделю. Я и не попыталась найти для друга хоть какое-то оправдание, была слишком глупа и слепа, как и многие юные создания. Спустя семь дней он вновь обозначил свое присутствие в этом мире, только теперь я отклоняла все его вызовы на мобильном телефоне, кидала трубку, едва он звонил мне на дом, прилюдно порвала все отношения с парнем, так и не пожелав всего лишь выслушать… А причина у молодого человека была более чем уважительная, Мишенька, более чем. Из его случайного разговора с другом я услышала, что в тот роковой для нас обоих день маме моего бывшего стало очень плохо, сердечницей она была, да еще какой. Паренек и так носился с ней всю неделю, как проклятый, а тут еще и я раскапризничалась, глупая, вот он и пытался извиниться за неудачный поход в кино, объясниться как-то, но я не дала, представляешь?.. Уж как я только помириться с ним пыталась, даже на шею броситься хотела, но он совершенно во мне разочаровался, ведь я же не простила бы его, если б разговор не услышала, да и он не стал… А потом уже с личной жизнью как-то складываться перестало, кара небесная, видимо, на меня пала. Поэтому я прошу тебя, Миша, не повторяй моих ошибок, обязательно поговори с этой девушкой, а если она первая пожелает – выслушай, не гони, иначе вот как все обернуться может… - тут Мария не выдержала и перестала сдерживать слезы, покатившиеся из ее глаз и моментально впитавшиеся в покрывало. Михаил, который все это время неподвижно простоял у кровати, так и не вернувшись на насиженное место, нагнулся над тетушкой и по-детски неловко обнял ее за плечи, спрятав собственное лицо в распущенных и светлых, как у него самого, волосах. Мария продолжала страдальчески всхлипывать у него над ухом, однако с ее обремененной тоской души словно упал камень – так часто бывает, когда выскажешь свое горе кому-то понимающему.

Спустя несколько минут, уже успокоившись и взяв себя в руки, женщина отодвинулась от племянника, поправила встрепавшиеся волосы и неуклюже пробормотала, стараясь придать своим словам как можно более непринужденный оттенок:
- Спасибо, дорогой, спасибо… Ну что я тут разнюнилась, как ребенок прямо, надо жить так, чтобы не было нужды оглядываться на прошлое и жалеть о настоящем, просто верить в лучшее будущее, вот и весь секрет. Так что пойду-ка я ужин готовить, его ведь не отменял никто, так? А ты позвонил бы подруге, поговорил пока, думаю, настрой соответствующий появился, после моих-то горестных рассказов… - Мария не особо убедительно пошутила и, встав с постели, отправилась на кухню, явно в попытке уединиться там со своими мыслями.

«О, если бы это была девушка! – зажмурился парень, оставшись один в комнате. – Тогда я смог бы приложить все усилия, чтобы найти какую-то лазейку в общении с ней, душевные слабости, или какие там словечки любят психологи. А с Сеймуром это была явно последняя капля, чаша его терпения (какая же затертая метафора!), наполнилась аж до краев… Да и как парню такое рассказать, в самом деле-то?» - впрочем, Миша не стал придумывать еще кучу отговорок, а посчитал, что лучше брать быка за рога сейчас, в самом прямом смысле. Он вынул из кармана брюк затертый мобильник, от которого почти отлепилась некачественная наклейка с мотоциклом, и десять секунд безмолвно смотрел на него, собираясь с последними мыслями, после чего глубоко вздохнул и набрал номер Сеймура. Одно нажатие на кнопку с зеленой трубкой – и вот уже идет вызов, привычные мерные гудки раздаются из динамика. Но уж слишком долго они не превращаются в голос Сеймура, не становятся реальным разговором по душам. Михаил все сильнее дергался, начал уже отковыривать наклейку от темного корпуса мобильника, а гудки лишь назойливо зудели в ухе. Но все-таки друг принял вызов, хотя явно колебался все это время.

- Тебе что-то нужно? – до предела раздраженным тоном поинтересовался Сеймур. Только тут Миша понял, что разговор получится не таким душевным, как он рассчитывал, и заранее предсказал себе отрицательный результат.
- Я… я хотел сказать, что завтра уезжаю, и мы вряд ли увидимся на каникулах, - не так уж независимо начал переговоры Михаил, чувствуя, что слова застревают в горле.
- Мне абсолютно все равно. Тебе же наплевать на мое чувство гордости, раз ты так унизил меня сегодня. Скажи спасибо, что я вообще трубку взял, в отличие от тебя неделю назад, - даже не пытаясь смягчить свои слова, ответил парень, тем самым пресекая все попытки Миши помириться и забыть прошлое. Скворцов, воспитанный одной лишь матерью, был достаточно избалован для того, чтобы не подстраиваться под чужой характер, особенно когда тот так отличался от его собственного. Недовольно поджав губы, хотя собеседник это увидеть, конечно, не мог, Михаил понял, что уже пора завязывать с бесполезным разговором. Он не любил принуждать себя: хотя чувство вины и кололо его сердце, для парня важнее было сохранить достоинство, которое никак не вязалось с валянием в ногах сверстника и мольбах о прощении. Едва парень принял свое неправильное, но гораздо более приятное решение, как мгновенно забыл поучительный рассказ тетушки, внезапно накатившиеся страдания в комнате и нелепую ненависть к себе. Пусть!
- Спасибо не скажу, но и возражать не стану. Вижу, ты не собираешься искать пути к примирению, так?
- Ты всегда был таким сообразительным, но на удивление наивным! – съехидничал Сеймур, явно состроив ухмылку. - Мне ни к чему искать эти твои пути, когда ты сам не желаешь идти по ним.
- Раз так, то прощай! А чтобы ты был доволен, выражусь литературно: пошел к черту! – выкрикнул Миша, потеряв контроль над эмоциями и голосом, лишь краем сознания сожалея о том, что только что сказал своему самому первому и настоящему другу. Любимому бывшему другу… просто любимому, в конце-то концов!
- Встретимся в аду, приятель. Надеюсь, ты хорошенько оттянешься в деревне, бывай! – Сеймур тоже сорвался на крик, а спустя секунду в трубке вновь зазвенели надоедливые гудки, словно символизирующие точку невозврата для них обоих.

Нажав отмену вызова, Михаил только теперь осознал, что натворил и, уже не сдерживая себя глупыми принципами, совсем не по-мужски заплакал, закрывая глаза измятым манжетом официальной рубашки. В этот момент тетя Маша, не слишком деликатно, но из лучших побуждений, подслушавшая разговор за дверью, грустно вздохнула и как-то отрешенно подумала: «Молодежь никогда не поменяется!», после чего медленно поплыла на кухню, ведь ужин и в самом деле надо было готовить.

Людка торопливо взглянула на экран мобильного телефона, который высветил ей без десяти минут два. «Отлично, появлюсь в школе как раз вовремя, и Зинка не будет на меня орать так, как обычно. Если повезет, то и вовсе помолчит, хотя это столь же маловероятно, как и то, будто бы Верка выиграет в нашем пари!» - самодовольно хмыкнула Блошкина, накручивая на палец кончик хвостика, уныло подпрыгивающего в такт шагам. Обычно она не страдала пунктуальностью, но сегодня ей прямо с улицы позвонила Линка, вышедшая на прогулку без подружек. Она несколько минут поболтала с Людой и призналась, что погода не просто нормальная, а по-настоящему прекрасная. Даже солнце светило не по-осеннему ярко и залепляло глаза своими лучами, навевая мысли о прошедшем лете. Послушав излияния счастливой Червонцевой, не вынужденной париться на пересдаче контрольной по алгебре, Люда решила выйти раньше обыкновенного и даже преисполнилась надежд на успешный час работы в кабинете.

Дойдя скорым шагом до школы, девочка мимоходом поздоровалась с сонным охранником, тоскливо наблюдающим за жирной мухой, ползающей по оконному стеклу холла, после чего буквально влетела на второй этаж, где располагался злополучный кабинет математики. Стараясь подбодрить себя тем, что в том самом кабинете пока еще никто не умирал (или, во всяком случае, их трупы сразу же выносили), Люда довольно уверенно, пусть и на подгибающихся ногах, зашагала к месту встречи с Зинаидой. Завернув за угол, она невольно охнула и тотчас прикрыла предательский рот ладонями. В самом темном углу коридора, в котором уже давно перегорела лампочка, стояла сюсюкающая парочка, шепча какие-то глупости друг другу. Конечно же, Блошкина не могла судить о смысле этих глупостей и вообще их как-либо называть, так как до ее ушей долетало только мягкое шуршание голосов, но почему-то девочке непременно захотелось, чтобы это были только глупости.

Люда уже собралась деликатно проскользнуть мимо голубков, но внезапно услышала довольно четко произнесенную фразу: «А зачем это?», причем, сей голос она очень хорошо знала. «Неужели… Слава!» - изумленно подумала Людка, вглядываясь получше. Девушка, с которой беседовал парень, напоминающий ей Славу, опиралась о стену и была полностью закрыта его широкой спиной, так что ни единой подробности разглядеть было нельзя, зато он, стоящий вполоборота, стал окончательно узнаваем. «Да, точно, мой скейтбордист! С кем это он разговаривает?» - Блошкина уже и думать забыла о какой-то там алгебре, когда на ее глазах парень перешептывался с девушкой, а ведь только вчера она поспорила с Цветковой на предмет симпатии Славика. Или это простое совпадение?

Через пару минут беседа закончилась. Скейтбордист, встрепав рукой светлые волосы, пошел в сторону библиотечного крыла, а его собеседница развернулась и плавной походкой направилась к лестнице на первый этаж. Люда видела ее только со спины, но и этого было уже достаточно, едва девочка перевела взгляд на волосы невысокой соперницы. Они свисали до лопаток и были светло-русого, блондинистого цвета. «Так это же Верка!» - распахнула ресницы Блошкина. – «И юбка ее, я такую на ней видела месяц назад! Вот стерва, ведь собиралась к трем в учительскую идти, а сама заранее явилась, чтобы со Славой пофлиртовать, только обо мне забыла! Или же… или же не забыла и специально хотела подразнить!» - пришла к такому выводу Людка и разгневаннее, чем дикий носорог, прожгла взглядом дырку в спине Цветковой, так и не повернувшейся к ней лицом, после чего, не скрываясь, протопала оставшуюся часть пути и переступила порог нужного кабинета. От грохота захлопнувшейся двери, Зинаида Павловна подпрыгнула на долю сантиметра над стулом и тут же гневно воззрилась на безалаберную ученицу.

- Ты, наверное, хочешь, чтобы меня удар хватил, Блошкина? – прошелестела учительница тихим, не предвещающим ничего хорошего голосом маньяка.
- Извините, пожалуйста. Могу я пройти на свое место? – внутри Люды все клокотало от злости на хитроумную Верку, которая догадалась начать обольщение Славы со второго же дня спора, в то время как она сама еще ничего не предприняла. Но Зинаиде было абсолютно все равно на душевные терзания Блошкиной, ведь та опоздала на…
- …целых полторы минуты! Если это еще раз повторится, я заставлю тебя собственноручно переписывать все правила из учебника в тетрадь! Может быть, хоть тогда ты их запомнишь! – все еще держась за подпрыгивающее в грудной клетке сердце, отчитала девочку учительница и швырнула на ближайшую парту один лист формата А4 с кучей уравнений и два, вырванных из тетрадки в клеточку.
- Твой вариант, бумага для черновых записей и чистовик, работай! Но учти, что ты сама у себя только что отняла… - Зинаида довольно взглянула на наручные часики, - две минуты с четвертью. В три часа сдаешь мне свои каракули и топаешь домой! Я закончила, - протрубив последние слова, женщина, удовлетворенная своим методом преподавания, откинулась на спинку стула и взяла в руки неразгаданный кроссворд.
«Еще неизвестно, кто у кого время отнял! – недовольно подумала Люда, раскладывая бумаги на столе. – Выбор у меня невелик, времени слишком мало, придется отложить все мысли о коварной Верке на потом!» - успокоив себя таким образом, девочка сжала пальцами корпус ручки и с головой окунулась в работу.

Я все чаще не знаю, куда себя девать. Знаете, такое ощущение возникает, когда ты чувствуешь, что мир вокруг живет и движется безо всяких на то усилий с твоей стороны. Как будто ты могла родиться в другое время, в другом месте и совершенно иным человеком, но только мало что изменилось бы и пришлось, наверное, волочить свое существование, невзирая на бессмысленность таких попыток самосовершенствования. Но все-таки я предпочла бы прийти в этот безумный мир прелестной возвышенной дамочкой, сутками напролет обсуждающей красоты вечерних пейзажей Парижа или картины Микеланджело, а, быть может, лучше стать одним из сочинителей хокку, знаменитых японских стихотворений, пробивающих на мысли о смысле жизни т.п. Я это к чему – всегда легче быть кем-то, но только не самой собой, особенно когда каждая секунда твоей жизни растянута до бесконечности и становится просто откровенно… скучно. Хотя однажды какой-то непривлекательный бандит напал на меня в переулке и потребовал отдать сумочку вместе с содержимым, пригрозив пустить мне пулю в лоб или вырвать руку, я не запоминаю подобные садистские нюансы. С любимым атрибутом дамочек пришлось расстаться, ведь вам вряд ли хочется, чтобы опустившийся до воровства подонок превратил глупые угрозы в реальные действия. Впрочем, я хотела обратить ваше внимание на другую деталь этого преступления – на скуку. Когда бандит схапал мое имущество грязными руками, мрачно хмыкнув на меня в последний раз, и сбежал в темноту ночных улиц, я не почувствовала никакого фантастического страха, даже обыкновенно расписываемой в кино паники. Обычные люди в таких ситуациях испытывают моментальный посттравматический шок, я же уныло глянула ему вслед, потерла избавившееся от обузы плечо и задумалась над перспективой валяться в луже собственной крови. Какое-никакое, но событие, наверняка бы разбавившее повседневную удушающую тоску.

В общем, беспросветная тупость моего существования способна парализовать мозг каждого, в том числе моего мужа, который, впрочем, не спешит обращать на этот досадный инцидент внимания. У него свои мысли и затаенные в уголках сознания фантазии, столь отличные от моих терзаний, фактического непонимания себя. Даже сейчас, когда из моих губ ежеминутно вырываются скулящие звуки побитой собаки (это происходит из-за дурного уныния, которое я не могу выместить нигде, кроме внутреннего монолога), Джейк с благосклонностью спокойствия кивает головой, не отрывая взгляд от книги в собственных ладонях. Очередной философский бред о влиянии феноменологии на внутренний мир обывателя, как же это печально. Забивает себе голову неизвестно чем, бедный мой Джейк, не способный угадать свое предназначение, в точности, как и я, только он предпочитает читать высокоинтеллектуальные статьи на эту тему, а я ничтожно жаловаться на малодушие Всевышнего, ссылаясь на бренную скуку.

Я вышла замуж не по любви, вернее, так предполагалось изначально. Джейк был красив, умен и дьявольски обходителен, только он был таковым со всеми девушками, ему знакомыми, и со мной тоже. Боясь потерять настолько льстящее мне внимание, я уговорила заносчивого Джейка жениться на мне спустя неделю после знакомства, а он и не возражал. Наверное, я была ему симпатична, только не более чем, сыграло значительную роль еще и мое понимание личности такого индивидуума, как он, смирение с его характером, к слову сказать, довольно непростым, да и элементарное послушание. Любви к Джейку я не испытывала, скорее, эфемерную нежность, но ее я также питала к старым черно-белым шедеврам кинематографа, мягким игрушкам и собственному коту Шейху. Тем не менее, мы организовали свой быт, учинили в снимаемой квартирке эффектный разгром по пустячному поводу и… превратились в одну из тех семейных пар, что годами прозябают вместе, только мужа это вполне устраивает, а вот жене становится до невыносимости тошно. Еще большей проблемой оказалась моя внезапная страсть, приобретенная по неизвестным науке причинам, и ладно бы, если б меня угораздило влюбиться в соседа по лестничной клетке – сухощавого молодого интеллигента, – так нет же, чувства накатили такие, что их стало невозможно скрывать. Это была волшебная, одуряющая любовь к Джейку.

Словом, наш брак перестал быть фиктивным лишь с моей точки зрения, ибо муж, как законопослушный гражданин, исполняющий свои обязанности, не стремился воспылать к моей персоне ответной страстью. Напротив, Джейк воспринял мое срывающееся признание с очаровательной улыбкой на тонких губах, а в ответ бросил: «А я вот Сашу люблю, ей богу!», после чего рассмеялся, вновь уткнувшись в этот же псевдонаучный трактат. Понятия не имею, что за личность скрывается под именем Саша, но искренне надеюсь, что это милейшая девушка из всех. Хотя пусть даже парень, меня совершенно не должны касаться пристрастия Джейка, ведь я вообще не была обязана влюбляться в него. Но разве упрямому сердцу дано это понять? Нет, оно все равно стучит, как сумасшедшее, каждый раз, когда мой взгляд окидывает фигуру равнодушного мужа с головы до пяток.

Я снова отошла от основной темы этого монолога, который сам по себе начинает превращаться во что-то скучное и бессовестно занудное, что меня даже не пугает, как раньше. Видите ли, я давно привыкла к бессмысленному пребыванию в этой омерзительной реальности, и мне становится почти спокойно от понимания того, что такое положение вещей неизменно. Иными словами, если вас стукнут палкой по голове, вы сначала будете долго плакать и жаловаться на судьбу, затем поразмыслите, что ничего просто так не случается, а значит, вы заслужили себе шишку на темечке, после чего окончательно успокоитесь, поняв, что боль все равно утихнет, и отправитесь по своим делам. Также и со мной, вот только боль все равно не проходит, как бы я не старалась ускорить этот процесс. Муж все так же не обращает на меня внимания в плане хотя бы малейшего проявления чувств, а кот Шейх невероятно отъелся и даже передвигается с превеликим трудом, куда тут выслушать мои горести, как любому благовоспитанному питомцу. С мамой я давно уже не общаюсь, с тех самых пор, как вышла замуж за Джейка, он так ей не нравился: «Щеголеватый, странный и жуткий молчун. Я разочарована в твоем вкусе, милочка». А папы у меня и вовсе нет, так что порадоваться или пожалеть меня некому – ну совершенно! Остаются подружки, от которых не добьешься ничего, кроме сдержанного сожаления, а после открытых насмешек. Муж ее не любит, ха, обхохотаться можно! Очень смешно и так высокопарно.

Но дело не только в Джейке, маме, подружках и уж тем более не в наглом комке меха, подтверждающим свою кличку чуть ли не царственным образом жизни, нет. Просто есть ли смысл надеяться на чудо, когда тебе скучно жить, скучно умирать, а потому даже самоубийство совершать так трудно? Ведь оно все равно ничего не сможет изменить, если жизнь пресна и тошнотворна, если ты мечтаешь умереть от руки бандита только потому, что принимаешь это за развлечение, если ты не прочь совершить какую-то дикость, опасность, полнейшее безрассудство, но останавливает тебя лишь то, что скука все равно никуда не денется. Хотя этот нож, что лежит в данную секунду на кухонном столике, пожалуй, даже пробуждает тянущее душу любопытство: каково почувствовать металл лезвия на коже? Унять дрожь в предвкушении появления сладкой крови на запястье? Я протягиваю руку и хватаюсь за прибор, поднимаю его над головой, стараясь пересилить ощущение пустоты - не страха, не паники, а скуки. Она плотно вцепилась в меня, вы только попробуйте представить себе эту боль, которую не выдерешь, не отнимешь у человека. И этот человек – я, обыкновенная домохозяйка со своими мечтами, стремлениями и последним желанием получить все то, чего мне так не хватает сейчас: любовь, дружбу, но самое главное – интерес к жизни.

Жаль, что ничего из этого у меня так и не получилось восполнить. Жаль...

Настал очередной вечер, пропитанный сонливой и какой-то безнадежной дымкой уныния. Машины ездили почти неслышно, не пытаясь разрядить тишину улиц жизнерадостным гудением клаксонов, отчего становилось только хуже. Они с незавидной меланхолией шуршали гравием под колесами, будто бы смиряясь с печальным положением вещей, а на небе постепенно загорались мрачные лики звезд, как и всегда в это время суток. Деревья, вторя сложившейся атмосфере, покачивали густыми кронами в такт порывам ветра. Жуткая, тоскливая скука, ничего необычного, просто у одного из постоянных посетителей таверны Мо снова случился припадок. Лирический.

- Эй, дружище, очнись! – Ленни довольно грубо оторвали от созерцания пыльного потолка, причем не самым романтичным образом, - тычком в бок. Он шумно вдохнул неприятный воздух, все еще находясь под влиянием чертового вечера, и повернул голову к обладателю острого локтя, что нарушил его относительный покой. Карл сидел на соседнем стуле и сразу же скептически приподнял бровь, заметив во взгляде друга одухотворенную грусть, слишком часто появляющуюся в последнее время. Не к добру все это.
- Ты вообще никакой стал, знаешь. Раньше как было – приходили, обсуждали знакомых и не очень телочек, напивались до упаду, а потом кое-как плелись домой, если не ночевали прямо у порога или вот тут, - он указал пальцем на пол, сверкающий от пролитого за день пива. – А теперь что? В облаках каких-то витаешь, мечтатель, да еще и не пьян, кажется. Странно?
- Странно, - послушно согласился Ленни, упершись взглядом в лацканы неизменного серого пиджака друга. Что-то притягивало его в этом предмете одежды, то ли цвет, то ли ткань, то ли его обладатель. – Я просто задумался.
- О чем хоть, ты мне скажи?

Ленни с трудом заставил себя отвлечься на что-нибудь другое, на Мо, например. Тот стоял непривычно расслабленно, опираясь на барную стойку и, кажется, что-то активно доказывал изрядно выпившему Барни, не желавшему принимать подносимые на блюдечке аргументы. У Сизлака почти развязался узел галстука-бабочки, рукава он закатал до предплечий, а взгляд бармена пропитался интересом к заведенному спору. Ну слава богу, хотя бы сегодня вешаться не будет.
- Ай! – вскрик был резким и негромким, но локоть Карла стал будто бы острее. Тому надоело ждать ответа, а Ленни снова задумался, поэтому единственному оружию друга, если не считать полупустую кружку «Даффа», снова нашлось применение. Надо было что-то ответить.
- Я просто... как ты думаешь, конец света действительно произойдет? – что ж, это был самый главный вопрос и, наверное, в наименьшей степени глупый из всех тех, что Ленни когда-либо задавал. Карл удивленно моргнул и сделал большой глоток пива, крепко вцепившись в стеклянную ручку кружки. После этого он эстетично рыгнул, прикрыв рот ладонью, и ответил внимательно смотрящему на него Ленни:
- Насколько я помню, «концы света» неоднократно уже происходили, однажды – из-за постройки нового мегамаркета*, а затем – по вине Гомера, вообразившего себя провидцем**, - на этом месте Карл запнулся и огляделся по сторонам, где все так же ничего не изменилось: справа Ленни с его непонятными вопросами, а слева шипящий в приступе азарта Мо и пьяный в стельку Барни. – Жалко, он уже ушел, любит эту историю рассказывать.
- Я знаю, но все-таки... Ты не боишься, что это правда может случиться? Ну, в самом деле, - у Ленни зачесались руки. Потерев запястья кончиками пальцев, он понял, что это нервное. Просто Карл снова смотрел на него, но не сияя пьяной улыбкой, как обычно бывало после двадцатого глотка, а трезво и абсолютно серьезно.
- Если я буду бояться, то все равно ничего не изменится. Куимби скорее заведет гарем с любовницами и усыновит всех своих детей, чем попытается спасти Спрингфилд, - он запустил руку в жесткие черные волосы и вытащил оттуда муху. Она была еще жива, но улетать, похоже, не хотела, только зашевелила одновременно шестью лапками и ловко спрыгнула с Карловой ладони. – Черт, Мо, у тебя тут с потолка мухи сыплются!
- Больше не налью вам, пьяницы! – не особо прислушиваясь к словам приятеля, крикнул тот, увлеченно тряся Барни за шкирку. Он безвольно болтался в руках Сизлака и время от времени издавал неприличные звуки, которые последнего совсем не смущали и даже забавляли. Карл с негодованием сплюнул на замусоленный пол и вернулся к разговору:
- Короче, не думай ты об этом. Я раньше не замечал за тобой философских мыслей, что изменилось со вчерашнего вечера? Нашел себе подружку-поэтессу? – он невесело рассмеялся, чуть-чуть обнажив ровные белые зубы. Ленни невольно прилип взглядом ко рту Карла и, даже отвечая, не мог перевести его на что-либо другое.
- Дело не в подружках, просто, как ты сам говорил, надо становиться взрослым. Думать о странных, но серьезных вещах, упорно работать, получать удовольствие от этого... - услышав подобное из уст друга, Карл задумчиво почесал подбородок, и Ленни пришлось оборвать зрительный контакт с губами, если такое возможно, конечно. Он вцепился в опустевшую кружку и продолжил. – Наверное, конец света - единственная мысль, пришедшая мне в голову сейчас, но я правда хочу разобраться.

- Тогда вот что, - друг отодвинул пенистый напиток в сторону и взял Ленни за руку. Он тотчас вздрогнул, непонимающе вскинув глаза, но Карл просто положил конечность на стойку перед собой, открыв взору обоих гладкую ладонь. – Посмотри сюда.
Он легко прикоснулся к бугоркам на ладони, щекоча кожу, а затем медленно провел по длинной линии, окольцовывающей большой палец Ленни. Тот неподвижно замер, следя за этим немудреным действием, а Карл уже остановился, положив руку на запястье друга, отчего кровь в венках согрелась.
- Это твоя линия жизни. Если бы конец света действительно предвиделся, она бы прервалась вот тут, - не убирая руки с запястья, он лениво указал мизинцем на середину линии. – А так как она длинная и аккуратная, то все будет хорошо, ясно? – в голосе Карла было столько уверенности, что Ленни почти успокоился. Он согнул пальцы и обвил ими мизинец друга, чтобы ему тоже стало тепло, а затем решился:
- Покажи мне свою линию.
Карл не стал отказываться. Не вынимая пальца из уютной хватки Ленни, он повернул ладонь наружу и немножко прогнул запястье, словно проверяя воздух на невесомость. Линия жизни на черной ладони была едва различима, но Ленни все же удалось разглядеть маленькое разветвление в самом ее конце. Он по-детски закусил губу, огорчаясь, но спустя секунду разжал зубы и поднял глаза на друга. Карл сидел с той улыбкой, которая погружала последнего в своего рода транс. Приятный и завораживающий транс.

- Почему у тебя так?
- Уж точно не из-за конца света, - улыбка не сходила с его губ. – Просто тяжелая болезнь, я же диабетик. Такое со всяким может произойти.
- С тобой не произойдет, - в порыве, неясном ему самому, Ленни полностью перехватил ладонь Карла и мимолетно прижал к губам костяшки пальцев. Последний побледнел, насколько это возможно для афроамериканца, но не спешил вырывать руку, тоже, видимо, угадав волну порыва, захлестнувшего друга. Едва Ленни отнял конечность от губ, слегка поцарапав ее колючей щетиной, как они почти одновременно глянули влево, где уже минут восемь слышалось подозрительное бормотание. Но Мо и Барни абсолютно не обращали внимания на события, разворачивающиеся неподалеку: бармен стоял, опершись локтями о стойку, и что-то тихо рассказывал, все больше углубляясь в воспоминания, а Гамбл то ли слушал его, то ли спал, сложив голову на пухлые руки.
Отвернувшись от этой мирной картины, Ленни вновь поспешил взяться за кружку, чувствуя, что сейчас алкоголь будет очень кстати. Карл проследил за дергаными движениями друга, обхватившего ручку, и заметил, что взгляд у того погрустнел, прямо как в начале этого вечера. Да, «сегодня» действительно не похоже на «вчера». После минуты напряженного молчания, Карл не выдержал.
- Зачем ты это сделал?
- Если конец света все-таки случится... ты разделишь его со мной? – задал ответный вопрос Ленни и облизнул губы, собрав с них последние капли «Даффа». Движение языка не имело нарочито сексуальный подтекст, только невинную естественность, и это Карлу даже понравилось. Только пальцы-то целовать зачем? Лирика.
- Кроме нас его разделит весь мир, - тон был извиняющийся, но на Ленни не подействовал. Друг в последнее время стал слишком буквальным и требовал точности, поэтому Карл сдался. – Конечно, дружище, конечно. Но это не объясняет...
- А мне кажется – вполне, - он смущенно заерзал на стуле, смахнул невидимые пылинки с рукава рубашки и, поборов сомнения, накрыл руку Карла своей. – Только твою линию еще можно продлить.
На улице по-прежнему дул прохладный ветер, перекатывая по асфальту мусор и дорожную пыль, атомная станция с шести часов не посылала в небо клубы дыма, а машины и вовсе устали перемещаться наряду с горожанами. Мало что изменилось: просто стало чуть темнее, звезды засияли ярче, но ощущения скуки уже не было. Потому что именно сейчас атмосфера в таверне Мо, самом унылом заведении Спрингфилда, стала теплой до невозможности. Это ощущение передалось даже невменяемому Барни Гамблу, увидевшему во сне счастливого радужного единорога из рассказа Мо.

Я потерял окончательно гордость,
Поддавшись порыву ответить на подлость.
Я исключил все попытки смириться,
И здесь мне действительно нечем гордиться.

Я обезумел: мне глупо скрываться,
Не проще ли злости забвенной отдаться?
Я соглашусь, что немного свихнулся,
И так безрассудно на мести замкнулся,

Но не хочу принимать пораженье,
Мне к черту сдалось все твое окруженье!
Ты - только мой, и судья нам Всевышний:
Молись, чтобы хуже, братишка, не вышло..

Я ненавижу холодные ночи.

Ноги замерзли, а нет одеяла.
Если ты хочешь, то мог бы помочь мне -

Мог бы, конечно, но лучше б не стало.
Острый, как бритва, меня ветер лупит,
Гадко морозят порывы стихии.
Утро, наверно, уже не наступит,

Больно до жути, как будто избили.
Если ты хочешь, то мог бы прижаться -
Знойное лето в сердцах схоронилось!

Только ты, видно, не можешь остаться,
Если ты хочешь, я сдохну на милость.
Больно до жути, но ты терпишь молча,
Я же сжимаюсь в комок, замерзая,

Рот склеен снегом - ты мог бы помочь мне!
Только тебе все равно, я ведь знаю.

Кровь растеклась, как вино, по паркету,

Черная дымка нас тщетно скрывает.
Если б хотел, я бы кончил вендетту -
Разве что страшно порою бывает.
Только успели мы спрятать улики,
Умные люди забили тревогу.

Вроде бы ночь, а в глазах пляшут блики,
Словно несутся огни на подмогу.
Если б хотел, я бы смог удержаться!

Это казалось ни капли не сложным,
Только устал я с собою сражаться -
Около стенки присел осторожно.

Боль прилипает крупицами риска,
Раны раскрылись - опасно, не спорю.
А со спины ты стоишь обелиском,
Тихо скрывая меня за собою.